Как низко мы готовы пасть – из-за любви, ненависти, страсти – и как высоко сможем после взлететь? Насколько все это восхитит, ужаснет, заворожит тех людей, которые услышат нашу историю? Сложно судить, находясь «внутри» ситуации, но можно попробовать оценить «снаружи». Именно это я и предлагаю сделать.

В центре сегодняшней истории Виктор – молодой парень, в жизни которого уже была целая куча проблем. И мне очень интересно, что же судьба приготовила ему дальше.

– Наверное, начну издалека – это поможет объяснить, как все случилось, почему, и как я к этому пришел. Понимаете, мне, как многим пацанам, с детства нравились машины и мотоциклы, особенно мотоциклы. Точнее, даже не они, а то ощущение скорости, которое они дают. Мне не особо нравилось копаться в моторах, но дико нравилось мчаться по шоссе.

Да, точно, все дело в скорости. Я и хоккеем в детстве занимался потому, что на коньках становился вдвое быстрее. Ну еще и потому, что хоккей помогал мне адаптироваться после переезда из Украины: язык давался сложно, а в спорте было проще, там свой язык, если понимаете, о чем я. Но главное – это все-таки те ощущения, которые я испытывал, разгоняясь, тот драйв, который я получал.

С хоккеем у меня по итогу не сложилось. В смысле, серьезного игрока из меня не получилось. Ну я и сам понимаю, что для успеха недостаточно просто кататься. А это то, что нравилось мне в хоккее больше всего, что получалось у меня лучше всего.

Я забросил хоккей лет в 14-15, когда в моей жизни появились мотоциклы. Друг дал проехаться, я сел за руль и сразу понял – это мое. Потом подрабатывал и копил деньги на свой первый в жизни байк. Не на машину, как многие, а именно на мотоцикл.

Ну и стал гонять. Да, никого на дороге не подставлял, зачем, но сам особо не осторожничал. Какой смысл ездить еле-еле? Просто чтобы приехать из одной точки в другую? Вот когда ты разгоняешься на пустом ночном шоссе – так, чтобы ветер в лицо – это совсем другое. Это ощущение сложно описать. Это чистый кайф.

– Получается, что уже тогда вы были адреналиновым наркоманом? Простите, если грубо

– Не могу ответить на этот вопрос. Понимаете, все не так просто и однозначно. Байк давал мне ощущение свободы, и это главное, что он мне давал. Я мог сесть на него и уехать от всех проблем, хотя бы на время, ну или хотя бы попытаться уехать. И по молодости, пока проблемы были не сильно большими, это часто получалось. Кричат родители? Я уже за рулем – потом помиримся. Напрягает работа, а начальник так уже совсем достал? Пока, я поехал! Проветрю голову и найду себе работу получше.

Мне не нужны были байкерские тусовки, море пива, рок и вот это вот все, понимаете? Я ни на одном слете ни разу в жизни не был, ни в какой банде не состоял. Все, что мне нужно было – это дорога и скоростью

– Я уверена, что не все проблемы можно решить подобным образом. И даже в том, что проблемы таким путем как раз и не решаются

– Сто процентов, но тогда я честно пытался. Так было и в тот вечер, когда я застал свою подружку с другим. Приехал к ней – хотел сделать сюрприз. Мы не жили вместе, но уже давно встречались, и отношения были достаточно серьезные, чтобы она дала мне ключ от своей квартиры. В общем, я открыл дверь, вошел в комнату и увидел, что моя Соня в спальне с каким-то парнем, и он как раз срывает с нее халатик.

Я выбежал из квартиры, сел на байк и полетел. Гнал так, чтобы ни о чем не думать, чтобы не вернуться и не наделать каких-то ошибок. Гнал, не обращая внимание на темень и ветер. Не знаю, что случилось, почему меня повело. Я даже этого не помню. Очнулся уже в больнице, после операций.

Оказалось, что я потерял управление, упал, в результате падения сломал себе ногу и несколько ребер. И это мне еще повезло, что я никуда не влетел, что голову себе не сломал.

Черная ночь

Реабилитация оказалась очень долгой и сложной, в том числе с психологической стороны. Открытый перелом ноги со смещением – это серьезно, даже в молодом возрасте. И его последствия мучили Виктора, просто сводили его с ума.

– Да какое там восстановление! Врачи говорили, что все идет хорошо, даже лучше, чем можно было надеяться. Но я чувствовал себя калекой. Да, дурак, да, сам виноват. Но вчера я мог сесть на байк и полететь вперед по шоссе, а сегодня на ногу встать не могу. А потом прогресс – начал с палочкой ходить, как какой-то доктор Хаус, блин. И это в 24 года.

Кстати, с Хаусом я себя сейчас вообще по Фрейду сравнил. Потому что тоже употреблял.

– Как?! Что?

– Всего лишь обезболивающие, на опиоидной основе. Исключительно по назначению врача, конечно же. От болей, которые сначала были очень сильными. Ну а потом я просто привык, во всех смыслах.

Понимаете, когда боль уходила, приходило облегчение, а вместе с ним и какое-то спокойствие. Я чувствовал, что все почти нормально – не до конца, конечно, но более-менее, терпеть можно. И ближе к концу реабилитации я уже стал искать этого спокойствия.

Принял препарат – и как-то легче: меньше задумываешься о проблемах, страхи отходят куда-то на второй план. Не принял – и начинаешь раздражаться, нервничать, накручивать себя, и самочувствие тоже паршивое.

– Я, конечно, не специалист, но, по-моему, сейчас вы, Виктор, описываете симптомы зависимости. А что же врачи, не видели вашего состояния?

– Мой лечащий врач, по его же словам, перестал прописывать мне опиоиды сразу же, как в них отпала необходимость. Я принимал те, что еще оставались, а когда и они закончились, то попросил врача выписать мне новый рецепт. Он, конечно, наотрез отказался. Я, конечно, не стал настаивать или пробовать его как-то переубедить – может, и для того, чтобы не возбуждать лишних подозрений и не провоцировать ненужных мыслей. Тем более, что к тому моменту моя реабилитация уже официально кончилась.

Вместо этого я стал покупать обезболивающие без рецепта, у одного моего знакомого, Томми. Ну и продолжал принимать опиоиды так, чтобы врачи этого не знали.

– То есть, покупали препараты у какого-то дилера? Простите, как наркоман?

– Понимаете, далеко не каждый наркоман скажет, что он наркоман. Не то, что публично, кому-то, а самому себе. Когда ты признаешь, что у тебя есть проблемы, то это уже первый шаг к их решению. А я не считал, что у меня есть какие-то проблемы.

Ну то есть как, проблемы у меня появлялись, только если я не принимал. С утра закинулся – и ходишь спокойный, даже расслабленный. Тебе не то чтобы очень хорошо, но и не плохо, ты не напрягаешься, ни о чем не думаешь. А пропустил пару раз, и начинаются нервы, и непрошенные мысли тоже лезут в голову. Например, начинаешь думать о том, что же будет дальше.

– А ведь действительно, что же дальше? Разве вы вообще не задумывались о вашем будущем, о своих перспективах? О семье, о работе? Кстати, разве эта ваша привычка не мешала работе?

– Да я толком тогда и не работал. Так, подрабатывал – курьером. Я «вернулся в седло» и развозил пиццу, другие заказы. Работа копеечная, но кем я еще мог работать? Грузчиком, со своей ногой, или официантом?

Кстати, я и за руль поначалу не садился без «дозы». Просто боялся. Это сейчас я понимаю, что вы подумали – что под обезболивающим садиться на байк тоже опасно, в том числе и для окружающих. Но тогда я именно так преодолевал свой страх, свою боль, и не парился – ни о безопасности других, ни о своих чувствах, ни о перспективах.

– Но неужели вы не понимали, что это неправильно? Зачем так жить? Для чего? Неужели вы не пытались бросить?

– Опять же, далеко не каждый наркоман вообще осознает, что он наркоман – пока не становится слишком поздно или почти поздно. Он не воспринимает наркотики как проблему, как что-то, что разрушает его жизнь.

Так и я. Обезболивающие были моими помощниками, моими друзьями, а не проблемой или врагами. Да, я был зол на все, пропустив «дозу». Да, готов был принимать все подряд, не думая о последствиях, если у Томми не было привычного мне препарата, и он давал что-то новенькое или то, что просто было у него под рукой. Ну и что? Это же было без моих обезболивающих, а с ними-то все было почти в порядке.

И зачем мне бросать? Так я думал тогда, когда вообще был в состоянии задумываться. Обычно это происходило после очередных экспериментов, когда Томми подсовывал мне «свежую новинку», говоря, что ничего другого нет. Мне было плохо, я думал, какая же Томми скотина и обещал себе прекратить, но срывался сразу же, как становилось еще хуже.

На реабилитации я испытывал боль и тревогу. И прописанные лекарства снимали и боль, и тревогу. И я привык к тому, что вместе с тревогой приходит еще и боль, чисто физическая. И уже после реабилитации, когда я пробовал бросать принимать препараты, приходила тревога, и я уже ждал еще и боли. Ждал и боялся, потому что не хотел ее испытывать. Понимаете?

Так что я раз за разом срывался. А потом в моей жизни появилась Любовь.

Путеводная звезда

Это знакомство действительно оказалось знаковым. В Орландо всей семьей переехали давние знакомые родителей Виктора. А наш герой и его родители тоже, отдельно, жили в Атланте. Родители Виктора, конечно же, всячески зазывали приятелей в гости, но те постоянно откладывали свой визит, ссылаясь на кучу неотложных дел. Долгожданная встреча состоялась только через полгода. На ней Виктор и познакомился с Любовью.

– Мать мне все уши прожужжала о том, какая замечательная дочка у Анны и Евгения. Люба то, Люба это! Умница, красавица, уже в колледж здесь, в Америке, поступила. Ну и что, что в 20 лет, все равно сразу берется здесь за ум, не то, что я, сколько после колледжа уже бездельничаю, на каких плохих работах работаю, ни к чему не стремлюсь, и это в 25 лет, и далее по списку.

Я, конечно, сто раз успел увидеть фотки Любы. Ну да, симпатичная. Но все равно, до нашей встречи я успел ее чуть ли не возненавидеть, так устал о ней слушать. А когда она с родителями приехала к нам в гости, то оказалась такой классной. Очень искренней и непосредственной девчонкой, совсем без занудства или каких-то понтов.

Ее родители планировали прогостить у нас несколько дней. Мы общались с Любой весь первый вечер после нашего знакомства. А на следующий день она попросила отвезти ее в Чаттанугу – оказывается, у ее подружки по колледжу день рождения, и она хотела ее поздравить. Не знаю, почему Люба не хотела взять машину в аренду – может, не хотела, чтобы знали родители – но я, не спрашивая и без раздумий, согласился. Вот так же просто, как попросила она.

Мы сели на байк и поехали. Люба крепко прижалась ко мне – так доверчиво, как будто знала меня уже давно – и меня как током прошило. И это при том, что я уже закинулся обезболивающим, а в этом состоянии я обычно был спокоен как слон.

Конечно, Люба успела на вечеринку. Точнее, мы успели. Она позвала меня с собой, ну а я не стал отказываться. Представляла меня всем как друга, но мне показалось, что все относятся ко мне, скорее, как к ее парню. Может, потому, что я был старше, чем те, кто тусил на вечеринке. Хотя, вроде, тоже не дедушка. Но такое отношение мне, в общем-то, нравилось, потому что и Люба нравилась.

Мы протусили всю ночь, а на следующий день, когда уже отдохнули и выспались – отдельно, ничего не было, – я повез Любу обратно. И уже когда мы приехали, я правда почувствовал себя почти ее парнем – когда Люба меня поцеловала.

– Дайте угадаю: и вы стали встречаться?

– Да, с того дня все у нас и началось. Я ездил к ней в Орландо, она ко мне в Атланту. Но это, понятное дело, было неудобно – слишком долго ехать, особенно ей. Но расстояние не мешало, у нас все было серьезно. Настолько серьезно, что Люба даже переехала в Атланту, чтобы быть поближе ко мне. Я пробовал ее отговорить, сказать, что это не обязательно, но мне, если честно, было чертовски приятно.

– А что ее родители?

– Ну они, конечно, не одобрили такого решения. Я им вообще не очень-то нравился – может, потому, что тогда отвез ее в Чаттанугу, а может, они что-то такое обо мне подозревали. Ну и в целом они не разделяли тягу Любы к плохим парням. А я в их представлении, наверное, был плохим парнем. С другой стороны, были и мои родители, их приятели и одни из первых друзей в Америке. Главное, что нам с Любой ее родители все-таки не мешали строить отношения. Ну а мои были просто в восторге от такой девушки.

Шло время, мы встречались. Я был совершенно уверен, что люблю Любу, что у нас все серьезно. Жили мы отдельно, я у себя на съемной квартире, Люба – в кампусе колледжа, но она уже не раз делала прозрачные намеки, что неплохо бы нам съехаться, и что это просто нужно будет сделать, когда она закончит колледж. А я хотел и одновременно боялся этого.

– Боялись сделать следующий шаг в отношениях? Не вы первый, Виктор – многие парни этого боятся

– Я не боялся того, что мы будем жить вместе на съемной квартире. Не боялся даже того, что едва свожу концы с концами, что моих денег еле хватает на оплату аренды, еду, мотоцикл и обезболивающие. Я боялся того, что Люба поймет, что я сижу на опиоидах, если будет жить со мной, если будет видеть меня каждый день по утрам и вечерам, если в любой момент случайно найдет таблетки.

Я боялся, что она узнает о моей зависимости и из-за нее бросит меня, что я стану ей противен. И глушил свой страх обезболивающим – такой вот замкнутый круг.

– Вы так боялись ее потерять, что делали все, чтобы потерять ее

– Да, примерно так. Но тут в дело вмешался случай. У Любы как раз закончился семестр, и на вечеринке по этому поводу она серьезно поссорилась с соседкой по кампусу. Так, что прибежала ко мне в слезах и заявила, что жить с Кили она больше не будет, а ведь та стала одной из ее лучших подруг в Атланте.

Оказалось, что Кили полвечера уговаривала ее принять одну таблеточку, «чтобы развеселиться». А Люба наотрез отказывалась, потому что категорически против наркотиков, никогда их не пробовала и не собирается. А когда Кили поняла, что уговорить не получится, она просто растворила эту таблетку в стакане с пуншем Любы. Та, ничего не подозревая, выпила, через время почувствовала себя странно и просто ушла с вечеринки. А когда Кили рассказала ей, в чем причина, смертельно обиделась на подружку.

Мы лежали в кровати, я слушал эту историю, крепко обнимая всхлипывающую Любу, а сам думал: «Все, с обезболивающими я завязываю». Но пообещать себе оказалось легче, чем завязать.

Я старался, честно, точно серьезнее, чем в любой раз до этого. Раньше я если и забрасывал, то недобрасывал и не очень-то и пытался добросить. Сдавался при первых же симптомах. А в этот раз терпел, боролся с чувством тревоги, ходил весь издерганный, на нервах, но не принимал. Даже на байк не садился – руки дрожали, не хотел вести в таком состоянии.

Продержался 10 дней. А потом, когда подходил к дому, увидел, как из нашего подъезда выходит Люба и садится в машину Томми. А тот перед нею двери открывает, обнимает ее, чуть ли не целует.

– Подождите, а они что, знали друг друга?

– Да, все-таки Томми доставал мне обезболивающее все это время, и пока мы с Любой встречались, тоже. Мы с ним периодически виделись. Люба тоже несколько раз видела Томми и, конечно, спрашивала, кто это. Пришлось сказать, что это мой приятель, тем более что в некотором смысле так и было. Но тут оказывается, что у этого приятеля роман с моей девушкой!

– А вы не преувеличили?

– Но он же обнимал ее, почти целовал. А она особо не сопротивлялась. Как еще я должен был все это понять?!

В общем, я сорвался. Нашел дома остатки каких-то таблеток, о которых просто забыл, когда все это убирал, закинулся ими и отправился к Томми с твердым намерением разобраться. Ну и разобрался – затеял драку. Первым делом дал ему в морду, а дальше говорить о чем-то было уже бессмысленно.

Вместе с Томми был один из его многочисленных знакомых. Он нас и растащил. Да и сам Томми быстро остыл – наверняка, у него был большой опыт таких визитов. И зачем ему лишние проблемы? Вдвоем они просто вытолкали меня из дома, и мне не оставалось ничего другого, кроме как возвращаться к себе.

А в квартире меня уже ждала Люба. Увидев, в каком я виде, она переполошилась и тут же принялась выспрашивать, что случилось. Я, ничего не отвечая, прошел в ванную, достал из шкафчика флакончик, принял две последних таблетки обезболивающего, и тут меня накрыло. Полная отключка, блэкаут.

Я не помню, как рассказывал Любе, что все знаю о ее романе с Томми, что я видел их вместе. Не помню, как она мне объясняла, что никакого романа у них нет, что она недавно узнала, что я сижу на обезболивающих – догадалась, когда нашла у меня этот самый флакончик. Как она думала, что Томми мой друг и вместе они что-то придумают, как-то меня вытащат. И поэтому позвонила ему и села к нему в машину, когда он приехал. А он стал к ней клеиться.

Все это Люба рассказывала мне по дороге в рехаб. Да, я решил лечь в реабилитационный центр, когда увидел синяк на скуле своей любимой девушки и понял, кто его поставил.

– Получилось?

– Да, но было нереально сложно – сначала записаться и объяснить, что меня привело в рехаб, а потом перебороть себя. Без поддержки Любы у меня ничего бы не получилось. Она была со мной все время, несмотря на важность последнего года в колледже, несмотря на то, что ее родители подговаривали ее бросить меня, несмотря на все остальное.

И да, в итоге у меня получилось, у нас получилось. Это было почти три года назад, и с того времени я чист. За эти три года произошло много чего, и негатива тоже хватало. Эпоха коронавируса с тотальным отсутствием денег, ограбление нашей квартиры, развод родителей – мы все это пережили вместе. И я не сорвался, не стал снова пачками жрать обезболивающее. Потому что понимал, зачем и для кого живу, понимал, что любую боль нужно не заглушать, а преодолевать, и вместе с поддержкой сделать это проще.

Люба закончила колледж. Мы поженились чуть больше года назад. Я больше не работаю курьером без каких-то желаний и перспектив. Теперь я логист в одной из транспортных компаний, и у меня далеко идущие планы. Я сейчас серьезно, не хвастаюсь и не преувеличиваю. Тем более что месяц назад у нас с Любой родилась дочка, мы просто обожаем Аню, и я уже хочу обеспечить ей хорошее будущее.

Да, вот уже два года я волонтерю в свободное от работы время – в обществе анонимных алкоголиков и наркоманов, пытаюсь чем-то помочь людям. И я пришел к Татьяне, рассказать свою историю, специально для того, чтобы все увидели – даже в жизни законченного идиота, плотно сидящего на опиоидах и не желающего этого признавать, есть место для чуда. К нормальной жизни можно вернуться, это вполне реально, это в наших с вами руках, особенно если на пути к возвращению не отказываться от поддержки и помощи любящих вас людей.